— Для того, чтобы надеть на меня кольчугу, очень мало.
— Кольчуги не будет, — сообщил мохнатик, на глазах увеличиваясь в разы. Вырос в гиганта превосходящего меня по росту и прошипел: — Я не собираюсь Вас есть.
— С трудом верится, — промямлила я, осматривая его челюсти. — Но другие…
— Другие будут вынуждены защищаться, — уверенно ответил Урурк. — Мы будем пробираться через дыры Патторуса, которые соединяют два вампирских мира. А в их пространстве все жители серых миров уравниваются.
— Приобретают силу?
— Теряют ее, — подмигнул паучище четырьмя глазками из восьми и начал устанавливать какую-то люльку под своим брюхом. — Так что о быстрой регенерации речи уже не будет и силы кастового уровня так же. Ко всему прочему паук теряет ментальную связь с седоком и становится опасным для вампира.
— А в этом случае разве не легче пешочком пройти через ваш этот Патторус? Медленно, зато цел и невредим.
Он завершил крепление люльки и, почесав макушку, пояснил:
— Можно, но на все медленно движущееся в дырах нападает сигрварва.
От одного лишь названия стало жутко:
— Что это?
— Вам лучше не знать, — Урурк пригнулся так, чтобы люлька оказалась лежащей на каменном покрытии пола, и указал на нее, — забирайтесь.
— А почему туда?
— Так я уберегу вас от гибели, а себя от оглушения. Торопитесь, предстоит еще ремни завязать.
Пришлось лезть в люльку, которая отчасти напоминает спальный мешок с небольшими отличиями — есть прорези для головы и рук.
— Ремни с боков затягивайте туже, ваш костюм снизит силу трения и выдержит все звуковые нагрузки, — торжественно заявил он.
Затягиваю, как было сказано и попутно возмущаюсь:
— Вот еще, я не намерена орать.
— Это вы сейчас так говорите, а когда мы войдем в гонки, будете единственной, кто не сможет сдержаться.
— Урурк, да я эмоциональна и редко сдерживаюсь. Но это…
— Краля, что Вы! Я рад! Ваши голосовые данные расчистят нам дорогу. Именно на это я надеюсь. Вы готовы?
— Да, вроде бы…
Он переступил лапками, и пол под нами провалился.
Бы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и!
Вопль разнесся в сереющей дали и не пожелал вернуться. Это что же тут за расстояния?
— Краля, не тратьте зря силы! Мы здесь одни.
— Что значит — одни. А остальные где?
— Уже умчались. Вы же опоздали. — Со вздохом ответил паучище.
— Кто я? Да я просто… проводила агентурную разведку. Откуда мне было знать, что тут и как организовано.
Отвечаю резво, а сердце в груди замирает. Мы попали в какое-то странное подпространство и приглушенными звуками и цветами, оно плотно завешено паутиной во всех мыслимых направлениях. Судя по размерам, сплетена она какими-то гигантами и очень-очень давно, настолько давно, что покрылась серой пылью и полна дыр. Вот по этим дырам совсем не маленький Урурк и начал стремительно пробираться, попутно давая мне пояснения.
— Дыры Патторуса очень опасное место, в нем необходимо либо не двигаться, либо не останавливаться. Я пообещал, что мы пройдем этот тур, я это сделаю.
Иными словами, доверяй, молчи и не лезь не в свое дело, если жизнь дорога.
— Урурк, а где гарантии, что ты не потеряешь со мной ментальной связи и не попытаешься съесть, а?
— Ментальную связь я не потеряю, так как Вы не ели, а съесть я Вас не смогу по той лишь причине, что плотно поел во дворце Владыки и запас питательных веществ еще не израсходовал.
— Так ты в тот раз меня искал или столовую?
— И то, и то.
— А почему ты сидел на плече Владыки?
— Потому что он тоже Вас искал.
От мельтешения его лапок меня понемногу стало укачивать, но это еще было терпимо, пока он не начал двигаться как боб в бобслее. И в эти мгновения обязательно из какой-нибудь дыры, как из портала с зеркальной поверхностью тянется розовая, жилистая дрянь.
— Что это за Гадость?!
— Сигрварва, — шепнул паук.
— И что это за существо?
— Это не существо, а его язык-дубинка.
И огромный восьмилапик совершил еще один быстрый переход на потолок, а затем по диагонали спустился к полу. Хотя это нельзя назвать полом, судя по тому, как люлька парила, гравитации здесь не наблюдалось.
Чтобы отвлечь себя от процесса укачивания, я высунулась чуть вперед и начала гадать из какой дыры нас опять попытаются слизнуть, к чертовой бабушке, со всеми потрохами и тараканами. В трех случаях из ста угадала и в тысячный раз помолилась за паука всевышнему. Молилась неистово, а процессе заметила, что все чаще нам на пути попадаются ошметки чужой брони: красной, черной, фиолетовой и оранжевой. Была парочка подозрительно коралловых и бирюзовых лат. Но, как говорил Урурк, в этом мире все цвета искажены, поэтому я махнула рукой на человеческие предрассудки. И начала развлекать себя догадками, какую часть доспехов увижу следующей и какого цвета она будет. Разгадать это оказалось еще сложнее, чем появление языка-дубинки, зато я постепенно начала подмечать куски вампирских сумок, одежды, седел и оружия.
Хотелось предположить, что это разгульная компания побежала плавать голышом в лесном озере, и все участники заплыва сбросили экипировку на бегу. Но воображение наперекор всему рисовало жуткие кровавые картины. Вон и серокожая рука лежит в паутине, а рядом с ней башка с белыми короткими кудряшками. Страшно стало до жути, особенно, когда голова открыла красные глазки и улыбнулся.
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Он живой!
Из-за моего вопля Урурк споткнулся и полетел кубарем, а я как, не пристегнутый водитель, вылетела в лобовое стекло — под его челюстями. Шутка ли, но угораздило меня упасть прямо по соседству с улыбчивым вампиром. И совсем не вовремя я там к паутине прилипла, над нами как раз застыл язык-дубинка.
— Прекрасно выглядишь! — сообщил обладатель белых кудряшек.
Я недоверчиво скривилась, не вовремя вспомнила, что после отсидки он на любую слюнки пускает. А все равно приятно, хоть, я и аквамариновая. Детский садик вспомнился, когда толстячок Сева из двадцати девочек выбирал, кого пригласить на танец и остановился возле Светика и меня. Позже, много позже я в свои пятнадцать лет по глупости в него даже втрескалась на один летний месяц. Немного совсем, но каким был июнь слезливо-счастливым, даже сейчас передать не могу. Наверное, потому что Сева научился-таки к этому времени танцевать и ухаживать грамотно. А в раннем детстве он танцевал плохо, зато ноги оттаптывал хорошо. За что и был прозван Бегемотом. Так вот тогда я так же стояла перед выбором, отдать лучшую подругу с яслей или пойти «на эшафот» самой. Но, так как ни первого ни второго не хотелось, я пошла в наступление, не жалея грозных интонаций и кривляний. И отбила у Севы не только Светика, но и всякое желание танцевать.
И в Ритри не смогу я спокойно смотреть, как сорекожего или то, что от него осталось, жрут, а как меня жрут, тем более. В одном была уверена точно, первой меня не возьмут, так как я везучая. Вот жила во мне такая уверенность и она не подкачала.
Язык бухнув между нами в паутину, подцепил вурдалака и вырвал его из липких оков. С радостью и жалостью одновременно заметила, что кудрявый участник соревнований цел и невредим, правда, улыбается все так же странно. Главное не это. А то, что я вовремя сообразила — его не доедать тянут. Схватила пленника за руку и дернула на себя. Силы были не равны, но я не сдавалась и морально давила на потустороннюю плотоядную гадость.
— Выплюнь его, сволочь! — сорвав с вурдалака кусок доспеха, швырнула его в язык. Не подействовало. Я швырнула еще один кусок — ноль эмоций. Пришлось взывать к разуму чудовища.
— Он не вкусный!
Мне не поверили и вурдалак стал ближе к смерти еще на метр, и я вслед за ним по пояс поднялась из паутины.
— Он отравлен!
С ужасом понимаю, что паутина теперь касается только моих коленей.
— Черт! Неужели так тяжело поверить в несъедобность этого вампира!
Смотрю, а паутина уже только щиколоток касается. Стало понятно, что пора перестать взывать к разуму этого чудовища и перейти на угрозы. В детском садике подействовало, тут тоже должно.